Ничего подобного ему, насколько было известно Олвину, в. Диаспаре не существовало. Благодаря какой-то уловке художника только некоторые из. Зеркал отражали мир таким, каким он был на самом деле, и даже они -- Олвин был в этом убежден -- беспрестанно меняли изображение.
Остальные, конечно, тоже отражали н е ч т о. Было как-то жутковато видеть себя расхаживающим среди переменчивой и совершенно нереальной, выдуманной кем-то обстановки.
Все это, но не предпринял никаких попыток к тому, чтобы увидеться с Хедроном. Ему хотелось обрушить на Шута целый ворох. Вопросов, но непреклонное стремление до всего доходить самому -- быть может, наиболее неповторимая черта его уникальной натуры -- укрепляло решимость выяснить все, что можно, собственными силами, без помощи со стороны.
Он взялся за дело, которое могло потребовать от него многих лет. До тех пор, пока он чувствовал, что движется вперед, к своей цели, он был Подобно путешественнику стародавних времен, который стирал с карты белые пятна неведомых земель, Олвин приступил н систематическому исследованию Диаспара.
Дни и недели проводил он, бродя лабиринтами покинутых башен. На границах города, -- в надежде, что найдет где-нибудь выход в мир на той стороне.
Очень медленно, в течение тысячелетий, люди приближались. К идеальному воплощению машины -- воплощению, которое когда-то было всего лишь мечтой, затем -- отдаленной перспективой и, наконец, стало реальностью: НИ ОДНА МАШИНА НЕ МОЖЕТ ИМЕТЬ ДВИЖУЩИХСЯ ЧАСТЕЙ Это был идеал.
Чтобы достичь его, человеку, возможно, потребовалось сто миллионов лет. И в момент своего триумфа он навсегда отвернулся от машины. Она достигла своего логического завершения и. Отныне уже сама могла вечно поддерживать свое собственное существование, верно служа Человеку.
Да и сам образ человечества, дотоле навсегда. Казалось бы, закупоренного под колпаком своего мелочного бытия, смущенно и боязливо оглядывающего внезапнно открывшийся широкий мир - не наводит ли он на кое-какие откровенные аналогии. Но ведь книга писалась так. И, несмотря на .